Он подвел меня к кабинету Карлайла и на секунду помедлил у двери. — Входите, — проговорил доктор Каллен. Я в изумлении посмотрела на Эдварда. — Ты дышишь громче, чем думаешь, — насмешливо прошептал он. Я обиделась. Мы вошли в комнату с высокими потолками и выходящими на запад окнами. Обшитые темным деревом стены были почти полностью скрыты за высокими полками, а столько книг я не видела ни в одной библиотеке. Доктор Каллен сидел в кожаном кресле за тяжелым столом из красного дерева и читал толстую книгу в потертом переплете. Комната идеально соответствовала моим представлениям о кабинете декана университета, вот только Карлайл был слишком молод, чтобы занимать эту должность. — Чем могу вам помочь? — вежливо спросил доктор, поднимаясь с кресла. — Я хочу, чтобы Белла кое‑что о нас знала, и как раз начал рассказывать твою историю, — заявил Эдвард. — Мы не хотели вам мешать, — извинилась я. — Вы и не помешали, — тепло улыбнулся Карлайл. — На чем ты остановился? — На перерождении, — отозвался Эдвард и, дотронувшись до моего плеча, заставил повернуться к двери, в которую мы только что вошли. От каждого его прикосновения сердце начинало бешено биться, что в присутствии Карлайла особенно смущало. Стена, на которую мы теперь смотрели, отличалась от других. Вместо книжных полок ее украшали картины самых разных размеров и цветов: яркие, пастельные и монохромные. Я попыталась определить, что общего может быть у всех этих картин, но логического объяснения найти не смогла. Эдвард подтолкнул меня к написанной маслом миниатюре в квадратной рамке. Выдержанная в светлых терракотовых тонах, она как‑то терялась среди других картин. Присмотревшись, я разглядела городской пейзаж с остроконечными крышами и высокими шпилями. На переднем плане — река и мост, украшенный скульптурами. — Лондон середины семнадцатого века, — пояснил Эдвард. — Лондон моей юности, — добавил Карлайл. Он подошел к нам так неслышно, что я вздрогнула. Каллен‑младший ободряюще сжал мне руку. — Может, сам все расскажешь? — спросил Эдвард, и я обернулась, чтобы увидеть, как воспримет эти слова Карлайл. — Я бы с удовольствием, — дружелюбно улыбнулся доктор, — но мне нужно бежать. С утра звонили из клиники, доктор Сноу снова взял больничный. Кроме того, эту историю ты знаешь ничуть не хуже меня. Ну и ситуация! Повседневные потребности современного Форкса прерывают рассказ о жизни средневекового Лондона. Немного неприятно было оттого, что вслух доктор Каллен говорил специально для меня. Улыбнувшись мне на прощание, Карлайл неслышно вышел из кабинета и притворил за собой дверь. Целую минуту я рассматривала город на миниатюре. — Что же случилось потом? — спросила я, поднимая глаза на Эдварда. — Когда Карлайл понял, что с ним происходит? Эдвард задумчиво смотрел на картины, и я решила угадать, какая именно привлекла его внимание. Судя по всему, это большой осенний пейзаж, изображающий пожелтевшую лесную поляну, а на заднем плане — скалы. — Поняв, кем стал, папа не смирился, — тихо проговорил Эдвард. — Он решил себя уничтожить. Правда, это оказалось не так‑то просто. — Что он сделал? — Вопрос вырвался сам собой, таким сильным было изумление. — Прыгал с горных вершин, бросался в океан… Карлайл был слишком молод и силен, чтобы погибнуть, — невозмутимо рассказывал Эдвард. — Удивительно, как долго он смог выдержать без… еды! Как правило, у… новообращенных голод слишком силен, чтобы сопротивляться. Однако отвращение к самому себе было столь велико, что папа решил себя погубить. — Разве это возможно? — чуть слышно спросила я. — Вообще‑то да, хотя способов нас убить не так уж много. Мне захотелось уточнить, но Эдвард не дал мне и рта раскрыть. — Папа совсем ослаб от голода и старался держаться как можно дальше от людей, понимая, что сила воли вовсе не безгранична. Сколько ночей он скитался по пустошам, отчаянно презирая самого себя!.. Как‑то раз на его логово набрело стадо оленей. Карлайл умирал от жажды и, недолго думая, растерзал все стадо. Силы вернулись, и отец понял, что становиться монстром совсем не обязательно. Разве в прошлой жизни он не ел оленину? Так родилась новая философия. Отец решил, что и в такой ипостаси можно оставаться самим собой. Решив не терять времени попусту, Карлайл снова начал учиться. Времени для занятий теперь стало вдвое больше. Он поплыл во Францию и… — Поплыл во Францию? — с сомнением спросила я. — Белла, люди пересекали Ла‑Манш и в семнадцатом веке, — напомнил мне Эдвард. — Не сомневаюсь, просто ты сказал «поплыл»… Продолжай! — Плавание для нас вовсе не проблема… — Для вас вообще нет проблем, — проворчала я. Эдвард ухмыльнулся. — Перебивать больше не буду, обещаю! Он продолжал: — Потому что нам фактически не нужно дышать. —Что? — Ты ведь обещала! — укоризненно воскликнул Эдвард и приложил к моим губам холодный палец. — Хочешь узнать, чем все кончилось, или нет? — Нельзя же огорошить меня подобной новостью и рассчитывать, что я никак не отреагирую! Холодная рука неожиданно коснулась моей ключицы. Сердце забилось сильнее, но я постаралась держать себя в руках. — Тебе не нужно дышать? — Совершенно необязательно. Дышим мы скорее по привычке. — И как долго вы можете… не дышать? — Наверное, бесконечно, точно не знаю. Жить, не чувствуя запахов, немного скучно. — Немного скучно, — глухо повторила я. Уж не знаю, что отражалось на моем лице, но Эдвард почему‑то расстроился. Отдернув руку, он так и впился в меня взглядом. Мне стало неловко. — Что такое? — чуть слышно спросила я, касаясь его неподвижного лица. — Какая нелепая пара, ты и я, — вздохнул он. — По‑моему, мы это уже обсуждали. — Разве тебе не страшно? — Нет, — честно ответила я. Эдвард смотрел на меня во все глаза. — Самый сильный хищник на планете заботится о моей безопасности. Чего мне бояться? Он фыркнул и если не развеселился, то хотя бы хмуриться перестал. — Ну, ты загнула! Эмметт намного сильнее меня. — Приходится верить тебе на слово. — Когда‑нибудь сама убедишься. — Итак, продолжай! Карлайл поплыл во Францию… Эдвард кивнул, возвращаясь к своей истории. Золотистые глаза метнулись к другой картине в богато украшенной раме, самой большой из висящих на стене. Картина была не только самой большой, но и самой пестрой: яркие фигурки в пышных балахонах прижимаются к каким‑то столбам и свешиваются с балконов. Мне показалось, что это либо какие‑то герои греческой мифологии, либо библейские персонажи. — Карлайл приплыл во Францию и обошел все европейские университеты. Не зная отдыха, он изучал музыку, точные науки, медицину, пока не понял, что его призвание — спасать человеческие жизни. Другие подобные нам люди, более цивилизованные, чем призраки лондонских трущоб, отыскали его в Италии. Тонкий палец показал на степенную четверку на самом высоком балконе, снисходительно взирающую на царящий внизу бедлам. Присмотревшись к фигуркам, я с удивлением узнала золотоволосого мужчину. — Друзья Карлайла вдохновили Солимену, и он часто изображал их богами, — Эдвард усмехнулся. — Аро, Марк, Кай — представил он остальных, — ночные ангелы‑хранители науки и искусства. — Что же с ними стало? — вслух поинтересовалась я, с благоговением глядя на фигурки. — Они по‑прежнему в Италии, — пожал плечами Эдвард, — где прожили бесчисленное множество лет. А вот Карлайл долго среди них не задержался, пару десятилетий, не больше. Каждому нужны друзья, тем более такие образованные и утонченные, но они пытались вылечить его от отвращения к тому, что называли «естественным источником силы». Карлайл попытался склонить их на свою сторону… Безрезультатно. Почувствовав себя чужим среди своих, папа решил отправиться в Америку. Представляю, как он был одинок! Однако и в Новом Свете ему долго не удавалось найти близких по духу. Шли годы, вампиров и оборотней стали считать бабушкиными сказками, и Карлайл понял, что вполне может общаться с людьми не раскрывая своей сущности. Со временем он стал врачом и приобрел обширную практику. Вот только друзей по‑прежнему недоставало: сходиться с людьми слишком близко было опасно. Эпидемия испанки застала отца в Чикаго. Несколько лет он вынашивал одну идею и уже решил действовать. Раз не удалось найти семью, он создаст ее сам. Останавливало лишь то, что Карлайл не до конца представлял, как будет происходить перерождение. Лишать человека жизни, как когда‑то поступили с ним, он не желал. Раздираемый внутренними противоречиями, он нашел меня. Как безнадежно больной, я лежал в палате для умирающих. Мои родители скончались на руках Карлайла, поэтому он знал, что я остался сиротой, и решил попробовать. Голос Эдварда превратился в чуть слышный шепот, а потом и вовсе затих. Невидящий взгляд молодого Каллена блуждал где‑то далеко. Интересно, о чем он сейчас думает: о прошлом Карлайла или своем собственном? Спросить я не решилась. Когда Эдвард повернулся ко мне, его лицо было безмятежно спокойным. — Остальное ты знаешь, — проговорил он. — С тех пор ты постоянно жил с Карлайлом? — Почти. — Эдвард обнял меня за талию и подтолкнул к двери. Я с тоской оглянулась на картины, не испытывая никакого желания уходить из гостеприимного кабинета. Пришлось брать инициативу в свои руки. — Что значит «почти постоянно»? — настырно поинтересовалась я. Эдвард вздохнул. — Ну, лет через десять после моего создания — или перерождения, называй, как хочешь, — у меня случился обычный кризис подросткового возраста. Постоянное воздержание, которое проповедовал Карлайл, меня совсем не устраивало, я бунтовал и некоторое время жил один. — Правда? — И снова я была скорее заинтригована, чем испугана. Эдвард разочарованно покачал головой и повел меня на третий этаж. Находясь под впечатлением рассказа, я едва обращала внимание на обстановку. — Неужели это тебя не отталкивает? — Нисколько. — Почему? — Ну… у меня тоже были подростковые проблемы. Он захохотал, на этот раз громко и заразительно. — Ты хоть понимаешь, какой необычный у тебя характер? Вопрос прозвучал риторически, и отвечать я не стала. Тем временем мы поднялись в холл третьего этажа, обшитый темной древесиной, и Эдвард смотрел на меня до тех пор, пока я застенчиво не отвела глаза. — У меня было преимущество. С момента моего перерождения я научился читать мысли живых существ: и людей, и себе подобных. Именно поэтому я не мог оторваться от Карлайла — в нем было столько искренности и убежденности в своей правоте! Лишь через несколько лет я вернулся к отцу и вновь принял его мировоззрение. Теоретически я не должен был испытывать угрызений совести. Читая мысли своих жертв, я мог отпускать невинных и уничтожать только злых. Однажды я убил черного парня, который преследовал девушку, желая над ней надругаться. Убийство компенсировалось спасением невинности, и мне было не так плохо. Я содрогнулась, представив себе темный переулок и девушку, убегающую от насильника. И Эдварда на охоте… Такого молодого, прекрасного… и беспощадного. Интересно, та девушка была ему благодарна или только смертельно испугана? — Однако со временем я разглядел в себе монстра! Цена человеческой жизни слишком высока, и убийству не может быть оправданий! Я вернулся к Карлайлу и Эсми, и они приняли меня с распростертыми объятиями. — А потом Карлайл привел Розали… — проговорила я. Эдвард неожиданно рассмеялся. — Ты думаешь только об одном! Возразить было нечего. — Моя комната, — объявил он, пропуская меня вперед. Огромное, во всю стену, окно выходило на юг, комната была просторной и светлой. Значит, вся южная стена дома из какого‑то прозрачного материала! Передо мной как на ладони была извивающаяся лесная река, девственный лес, скалистые горы. Западную стену занимали стеллажи с компакт‑дисками. Похоже, их у Эдварда больше, чем в любом магазине. В углу стояла стереоустановка, настолько сложная, что я не решалась к ней прикоснуться — вдруг сломаю. Ни малейшего намека на кровать, только широкая кожаная софа. На полу ковер густого золотистого цвета, а на стенах обивка из тяжелой ткани на тон темнее. — Хорошая акустика? — предположила я. Эдвард усмехнулся и кивнул, а потом с помощью дистанционного управления включил стереоустановку. Комнату заполнили рваные аккорды джаза, и мне показалось, что я слышу живой звук. — Диски как‑то систематизированы? — спросила я, подойдя к стеллажу. Явно не в алфавитном порядке и не по тематике! — Ну, по годам и личным предпочтениям, — рассеянно пробормотал Эдвард. Обернувшись, я увидела, что он заинтересованно за мной наблюдает. — Что такое? — Я надеялся, что когда расскажу тебе все и между нами не останется секретов, я почувствую облегчение. Большего не ожидал… Так вот, выходит, я ошибся. Теперь, когда ты узнала все, я не просто доволен. Я счастлив, — тихо сказал он. Я так и просияла в ответ. — Как здорово! — Конечно, полное отсутствие страха с твоей стороны меня совсем не радует. Это просто неестественно! — нахмурился Эдвард. — Ты вовсе не такой жуткий, каким себе кажешься. Можно сказать, я вообще не считаю тебя страшным и опасным, — беззаботно врала я. Эдвард печально улыбнулся. Он мне не поверил. — Вот это ты зря сказала! — кровожадно заявил он. И, глухо зарычав, обнажил ровные нижние зубы. Тело сжалось в пружину — настоящая пума перед прыжком. Я испуганно пятилась. — Не уйдешь! Как он бросился на меня, я не увидела — уж слишком быстрым было движение. Просто в следующую секунду я полетела на софу, которая придвинулась к стеклянной стене. Сильные руки сжали меня в объятиях, хотя я и не пыталась сопротивляться. Мне просто хотелось сесть… «Пума» не позволила мне и этого, всем телом прижав к софе. Я не на шутку перепугалась, а Эдвард злорадно улыбался. — Что ты сказала? — Ты страшное зубастое чудовище! — прохрипела я, но не с сарказмом, как хотела, а робко и испуганно. — Вот так‑то лучше! — Ладно, — примирительно проговорила я. — Можно нам войти? — послышался из коридора тихий голос. Теперь я сопротивлялась изо всех сил, однако Эдвард лишь ослабил хватку и посадил меня на колени. Дверь приоткрылась, и я увидела Элис и Кэри. Мои щеки густо покраснели, а вот Эдвард ничуть не смутился. — Заходите, — гостеприимно пригласил он. Судя по всему, Элис не находила ничего странного в том, что мы сидим, обнявшись. Покачивая бедрами, она вышла на середину комнату и грациозно опустилась на пол. Кэри в смущении застыл в дверном проеме. Парень пристально смотрел на Эдварда, будто спрашивая, что происходит. — Звуки были такие, будто ты решил съесть Беллу на обед, вот мы и пришли, надеясь на угощение! — весело сказала Элис. Я оторопела, но краем глаза заметила, что Эдвард улыбается. Интересно, что его развеселило: замечание сестры или мой испуг? — Простите, делиться нечем, самому мало! — подыграл Каллен, крепко прижимая меня к себе. — На самом деле, — невольно улыбаясь, вмешался Кэри, — Элис хотела сказать, что, во‑первых, сегодня ночью будет гроза, а во‑вторых, Эмметт предлагает поиграть в мяч. — Нехотя отлепившись от двери, парень подошел к своей подруге. — Эдвард, ты к нам присоединишься? Вроде бы слова безобидные, но отчего‑то мне стало не по себе. Так, значит, Элис Каллены доверяют больше, чем прогнозам метеорологов. Глаза Эдварда вспыхнули, однако он промолчал. — Естественно, можешь взять с собой Беллу, — щебетала девушка. — Хочешь пойти? — Конечно! — Разве могла я обмануть его ожидание? — Куда и когда? — Придется подождать грозы, без нее нельзя… Хотя ты сама все увидишь! — пообещал Эдвард. — Мне понадобится зонт? Все трое рассмеялись. — Так как насчет зонта, Элис? — переспросил Кэри. — Думаю, на поляне будет сухо, — уверенно проговорила мисс Каллен. — Вот и отлично, — радостно подхватил Кэри Хейл. И снова я поняла, что не на шутку заинтригована, и вовсе не испугана. — Давайте пригласим Карлайла! — предложила Элис и порхнула к двери так легко и грациозно, что позавидовала бы любая балерина. — Будто ты не знаешь, что отца вызвали в больницу! — подначил девушку Кэри. — В какую игру мы будем играть? — поинтересовалась я, как только мы остались вдвоем. — Ты будешь смотреть, а мы — играть в бейсбол. Я закатила глаза. — Вампиры любят бейсбол? — Ну, мы же американские вампиры! — с напускной серьезностью проговорил Эдвард.
